Главная

А стук колёс всё слышится...

1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 Рейтинг 0.50 [1 Голос]

Подробности: Категория: 75 лет Победы; Опубликовано 01.02.2019 13:43; Просмотров: 1999

Она до сих пор слышит стук колес поезда, где долгий и мучительный месяц с опухшей от голода, недвижимой матерью провели они месяц, добираясь до места эвакуации - солнечного Узбекистана. Как выжили? - спрашивает сама у себя и до сих пор не находит ответа.

    Мария Ивановна Полякова родилась в деревне Мариница Ленинградской области. Незадолго до начала войны в поисках лучшей доли переехали они семьей в Ленинград.
    Когда блокадное кольцо замкнулось, Марии Ивановне было восемь лет. В холодной квартире она жила с мамой и годовалой сестренкой. Отец в первые дни войны ушел на фронт артиллеристом.
- Все тяготы легли на мамины плечи, - вспоминает женщина. - Она работала на водопроводной станции слесарем, вставала в четыре утра и ходила за хлебом. Отстояв очередь, несла эти крохотные кусочки нам.
    В первую блокадную зиму в Ленинграде стоял лютый мороз - до -43 градусов. Гитлеровцы разрушили все важные системы жизнеобеспечения: водопровод, электричество, центральное отопление. Город подвергался постоянным артиллерийским обстрелам и бомбежкам с воздуха.
- Мы жили на южной стороне Ленинграда, - продолжает женщина, - рядом с домом стояли зенитки. Как только начинался налет, зенитки начинали бить.
   Взрывной волной выбивало стекла в окнах. Жители закрывали дырки одеялами, коврами, тряпками. Но с очередным ударом все это вновь срывало.
- Ночью светило как днем. Кругом пожары, дым, копоть. Стекол не было вообще, посуды тоже - весь дом ходуном ходил, разбивалась даже на полу, - горько вздыхает Мария Ивановна. - Авианалеты стали настолько частыми, что прятаться не успевали, свои и немецкие самолеты различали по звуку. А еще постоянно работал метроном. Ровно, не торопясь, и вдруг часто-часто – это налет. Тревогу объявлять перестали – не наобъявляешься. Не стало воды – мама ходила на Неву, это было очень трудно, а для обессиленного человека особенно. Очень радовались весне. Собирали каждую травку. Варили суп из лебеды.
   Но все это не спасло. Мать, совсем еще молодая женщина, опухла от голода так, что не могла двигаться, одежда, которая была на ней, кажется, впилась в кожу: снять или надеть другую было невозможно. Годовалая сестричка еще до болезни матери перестала вставать, плакать – без сил лежала на кровати.
- Дышит, -   проверяла каждый час совсем еще юная Маша.
    Когда мать перестала ходить на работу, за ней пришли, это и спасло семью, которая к тому времени уже несколько дней совсем ничего не ела. В доме закончилась даже вода. Еле живой матери положили на грудь больного ребенка, примотали одеялом, как смогли одели Машу, наказали держаться за мать. Машиной переправили к Ладоге, катером по воде и дальше через всю страну их отправили в эвакуацию.
- Сколько катеров немцы потопили, сколько машин разбомбили. Кругом смерть, - вспоминает Мария Ивановна, - все мгновенно. Даже, кажется, и не плакали уже люди, то ли сил не было, то ли привыкли к горю.
   Носилки с матерью задвинули в дальний угол товарняка. Маша боялась потеряться, а еще больше потерять мать – та уже плохо дышала. Наверное, умерли бы они все, но и в то страшное время находились добрые люди – выходили их. Почти на каждой станции на перрон выходили местные жители – несли кто что мог: кусочек хлеб, сухарик, вареную картошку, лепешки из лебеды… Тела умерших продолжали снимать с поезда на протяжении всего пути.
    Они выжили. Уже в Узбекистане умерла сестричка. Мать отошла, пошла работать. В 1946 году вернулся отец. Звал маму обратно в Ленинград, но уже никогда женщина, еще недавно всей душой влюбленная в него, не захотела вернуться в город смерти, разрухи и горя. В юбке, сшитой из мешка, мужских сапогах, привезенных мужем с фронта, завербовались они в Алмалык, где открывалось предприятие по добыче и переработке молибдена.
    А после войны началась та самая большая, светлая, интересная и счастливая жизнь, о которой так мечтала Мария. Окончив школу, поступила в медицинский институт. Но учиться не смогла – не было денег, а бесплатное общежитие предоставлялось только тем, у кого отцы погибли на фронте. Работала на сахарном заводе. Вышла замуж. Родила и вырастила троих детей. Младшая, Татьяна, стала медиком, как и мечтала ее мама – 39 лет работает она медсестрой терапевтического отделения Таврической ЦРБ. Семь внуков у Марии Ивановны и девять правнуков, для которых она до сих пор вяжет носки и варежки, вышивает картины, а еще рассказывает истории, что читает в книжках. Бывает, наизусть декламирует стихи.
Но в минуту, когда остается одна, в голове, как и прежде, звучит стук колес и слова матери: «Нет ничего страшнее, чем видеть глаза голодных детей».
    Тогда же, в 1943 году, узнала она, что в родной деревне Маринице, куда трижды заходили немцы, материну сестру и трех ее ребятишек растерзали на яблонях, что росли в их саду.
- Проснусь ночью, наплачусь и дальше живу, так всю жизнь, – говорит Мария Ивановна Полякова.
     27 января, в день снятия блокады Ленинграда, ей, как и еще трем жителям Таврического района, пережившим страшное событие, был вручен памятный знак «В честь 75-летия полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады». 85-летнюю стойкую женщину на дому посетили Василий Грицына, председатель районного Совета ветеранов, Артем Ткаченко, глава Таврического городского поселения, Елена Лунина, начальник Таврического отдела межрайонного управления Министерства труда и социального развития Омской области №8.

Юлия Лещинская.
Фото Олега Бабиенко.